Глубокая осень. Старое складское помещение. Металлический ангар. Оставшиеся в живых запыленные лампы под потолком не дают былой яркости.
На лицах глубокие тени.
Не светится силой и пожилой представитель рода Темперы, усевшийся в раскладном кресле. Рядом стоит свита из 10-15 особей. Лицо старца часто вводит в заблуждение его верных слуг. Отёкшие веки не дают понять, спит хозяин или нет.
Приближенные то говорят громче, если информация касается шефа, то шепчутся, боясь потревожить его покой.
В этот раз он начал сам:
— На хрена вы его сюда притащили?
— Шеф, это же Акрил! — прохрипел худощавый, сморщенный, полувыжатый тюбик с надписью “Коричневый”.

— Нужно казнить его и бросить на площади. Пусть все знают, как масло относится к акрилу, — продолжил он.
По кучке замызганных искателей правды прокатился гул одобрения.
— Тихо! —  крикнул главный.
— Вы же знаете, что вселенский съезд постановил, что все мы сделаны из одного вещества, в нас только наполнитель разный. Кто-то замешан на масле, кто-то —  на эмульсии, а кто-то —  на акриловой смоле, как этот.
Шеф, улыбнувшись, указал на Акрил, который стоял, низко склонив голову.
Толпа, улыбнувшись, гикнула, не поняв до конца, шутит шеф или нет.
Мимикрия эмоций начальника —  самая безопасная стратегия в тоталитарном коллективе. Сработало это и на этот раз.
Главный с трудом встал, опираясь на костыль.
— Всемирный съезд постановил. А меня они спросили?
Последняя фраза была произнесена так громко, что, отразившись от металлических стен ангара, эхом срезонировала в перепонках всех присутствующих. Одновременно с этим старик упер свой кривой костыль в живот Акрила так, что под его острым концом образовалась внушительная вмятина.

– А меня они спросили? – проговорил он уже шёпотом.
– Ты знаешь, что мои предки служили самому Леонардо! Рембрандт был без ума от моей прапрабабушки! Сотни шедевров замешаны на масле. За 80 миллионов долларов продана картина Клода Моне “Пруд с кувшинками”. Вашему брату это и не снилось! Вы – самозванцы, фикция, подмена, иллюзия!
Повисла тишина.
Каждый предположил свой сценарий развития этой сцены: Шеф надавит сильнее и, из лопнувшего пластика вытечет содержимое акрила, обозначив быстрый конец этой истории. Другие же предположили длинную словесную тираду Шефа, который любил упиваться властью и демонстрировать ее окружающим. 

— Хорошо, мой друг с прекрасным именем Кармин, скажи нам всем, чем так хорош акрил? Почему тебя так хвалят?
— Да, пусть скажет! — понеслась разноголосица.
— Пусть скажет! —  звякнул фразой Синий Кобальт в тот момент, когда все уже притихли, ожидая оправданий Акрила.
Толпа зыркнула на него осуждающе, но не пустилась в словесную брань, ожидая более интересного спича.
— Я… я…, —  робко начал Акрил, — Я, конечно, молодой, но люди меня полюбили. Я быстро сохну на холсте!
Толпа громко рассмеялась. Лимонно-желтый сквозь смех выговорил:
— Гуашь тоже быстро сохнет, порой даже не показав носа из своей банки.
Шутка хорошо легла на слабые умы присутствующих.
Шеф тоже улыбнулся, но по его следующей гримасе все поняли, что пора уняться.
Акрил продолжал:
— Да, я не был знаком с Клодом Моне, но он подсушивал масло на ткани и разводил его скипидаром, чтобы краска быстрее сохла, и своей жене в письмах он жаловался на то, что картины долго сохнут. Это мешает их перевозить и замедляет работу. Он был бы счастлив от знакомства со мной.  А еще… а еще…

Следующая фраза Акрила была прервана сильным ударом. Он упал лицом вниз. На его молодое тело взгромоздилась нога Английской Красной, которая до сего момента с невозмутимым видом оставалась в тени всего происходящего.
— Шеф, все это реклама, маркетинг. Эта отрава сгубила много хороших вещей. Нам нужен четкий ответ. Кончаем его, Шеф!
Толпа попыталась завестись в призыве к действию, но резкий поворот тела главного пресек попытку.
— Здесь я решаю! — сказал старик, — Несмотря на твое происхождение, решаю здесь я!- уточнил он еще раз.

Повисла долгая пауза.

Прервал ее главный.
— Вы хотите бросить его на площади, и чтобы все узнали, как масло относится к Акрилу?
Не ожидая согласия, он продолжал:
— Люди сентиментальны. Они начнут жалеть Акрил. Мы же в их глазах будем выглядеть наглыми убийцами. Нужно сделать так, чтобы все подумали, что он сам свел счеты с жизнью. На этом фоне мы подтвердим, что акрил никому не нужен, не пользуется спросом.
Лица присутствующих расплылись в улыбке: почему-то каждый решил, что именно он является соавтором этой гениальной идеи. Вот только одной детали в ней не хватало. Ее запросил Фиолетовый:
— Как это сделать, Шеф?
— Утро вечера мудренее. Бросьте его в холодную выгородку. Перемерзший акрил ни на что не годен, а если выживет, завтра я решу, что с ним делать? Так! Кобальт Синий, Коричневый, и ты, Фиолетовый, — остаетесь на дежурство. Краплак вам в помощь. Краплак, ты где?
— Здесь я, здесь, —  послышалось из-за спин. Толпа расступилась. Пожилой мужчина небольшого роста вышел вперед. Старший обратился к нему, глядя прямо в глаза.
— Знаю, что ты не пьешь, пригляди тут за всеми.
— Да, Шеф, хорошо!
Главный постарался выпрямиться и крикнул поверх голов:
— Так, остальные на базу, и потише – не нужно привлекать лишнее внимание.

Через 15 минут стало тихо.

Акрил из угла в угол ходил в зарешеченном пространстве. Ночная прохлада уже сочилась в маленькое открытое окно под потолком. В голове пленника роились бессвязные мысли. Он то грезил побегом, то представлял заголовки газет, сообщающих о бесполезности акрила.
В нескольких метрах от решетки дремал Синий Кобальт, первый вахтенный на сегодняшнюю ночь. Из дальнего угла доносились голоса свободных охранников. Вероятно, они уже согревались неочищенным скипидаром, и спор о судьбах мира разгорался все ярче.
Время шло медленно.
Акрил присел на низкий стул, объяснив это себе тем, что должен собраться с мыслями и выстроить план дальнейших действий, но, обволакиваемый холодом, начал засыпать.
Мысли успокоились, плавно потекли, вспыхивая перед внутренним взором яркими картинами. Это были корабли, плывущие по голубому небу, бескрайние пространства лесов, которые он видел почему-то сверху. Вот огромные картины, развешанные в больших светлых залах музея. Он стал одним из этих шедевров.
Но вдруг в зал вбежал страшный старик, представитель рода Темперы и своим костылем стал протыкать одну из картин. Акрил пытался кричать, трястись и вдруг вывалился из своего сна, продолжая трястись, получая тычки шваброй от Синего Кобальта.
— Слышь, ты что там, уснул? Не спи — замерзнешь! Подойди ближе, я что-то сказать хочу.
Акрил передернулся от пронизывающего холода, встал и подошел к решетке.

— Слышь, это… Кармин… Я свой. Ну, точнее, был. —  Синий Кобальт еще сильнее понизил голос.
— Я, действительно, Синий Кобальт, но я не масляный. Я — акрил.
От неожиданности Кармин отпрянул от собеседника, но тот поймал его за руку.
 
— Да подожди ты, слушай. Я — предатель, но я хочу искупить. Я здесь случайно. Около двух лет назад на фабрике на партию акрила наклеили этикетки масла. Хотели продать дороже или перепутали. В общем, нас использовали втемную. Меня, в наборе, подарили Никасу Сафронову. Какое-то время мы лежали на полке, но, когда во время работы, он понял, что мы не масло… У — у — у… Швырял тубы по мастерской, кричал. Утром горничная всех собрала и снесла на помойку. Детям бы отдали, но нет – сразу в утиль. Я скитался, потом встретил “этих” …

От такого рассказа и поворота судьбы Кармин даже согрелся. Он суетливо замолол:
— Да! Да, бежать! Открывай дверь, уйдем вместе. Здесь неподалеку живет художник Александр Жиляев, он пишет только акрилом, просто обожает нашего брата.
Кобальт пожал плечами.
— Не слышал о таком. А он какой шедевр написал?
— Вот у него и спросишь, открывай!
— Да я бы с удовольствием, но ключ в теплом вагончике у Краплака. Я попробую его выкрасть. Знаю, где висит, мне даже свет не нужен. Если получится, уйдем вместе, а если нет…
Кобальт не закончил фразу, уже делая движение в сторону своих бывших коллег. Коричневый и Фиолетовый беспробудно спали, обожженные действием скипидара. Краплак, вероятно, тоже дремал, но сон старика мог быть неглубоким. Синий рисковал. Он придумал отговорку: будучи застуканным, скажет, что хотел узнать время и не пора ли его подменить.
Вот дверь вагончика. Он потянул ее на себя, и она без скрипа, податливо отворилась. Такая легкая победа вдохновила его на следующий шаг. Теперь шкаф. Открыть дверцу, и на ее обратной стороне, третий с краю, висит нужный ключ.

Кобальт не ожидал от себя такой ловкости и прыти. В мгновение ока он оказался у заветной дверцы. Одной рукой придерживая, другой рукой потянул ее на себя за металлическую ручку. Безрезультатно! Он попытался чуть приподнять дверцу, высвобождая ее зажим. На этот раз получилось. В маленькую щель он запустил руку. Раз крючок, два, три — пусто! Ключа на месте не было.
В эту же секунду в вагончике зажегся свет. У входа стоял Краплак, державший в правой руке ключ.
— Ты не это потерял? — скривил он рот в ухмылке. — Я шел проверить, как ты несешь дежурство, и вдруг услышал разговор. Даже и не мог предположить, что ты это, того… нетрадиционной ориентации.
Синий Кобальт стал рыскать глазами по комнате в поисках тяжелого предмета. Он точно понимал, что терять ему уже нечего, но сдаваться просто так не хотелось.

—Не спеши! —  фраза, которая дала понять, что Краплак разгадал намерение Синего.
— Я недолюбливаю акрил, но еще больше ненавижу пустобреха Шефа. Хочешь бежать — Беги. Я чувствую приближение новой эры и не стану тебя держать.
Краплак сделал несколько шагов навстречу Синему и протянул ему ключ.
Тот выпучил глаза и, не поверив, не мог решиться взять щедрый подарок судьбы. Когда же заветный тотем оказался в его руках, сглотнув, выдавил:
— А ты как? Пошли с нами!
— Да что ты! —  усмехнулся старикан. —  Люди никогда не знали, что со мной делать. Я им не нужен.

 Когда в дверь постучали, художник Жиляев уже крепко спал. Он нехотя встал, воткнул ноги в тапки и побрел к двери.
— Кто там?
— Это Кармин — открывай!
Фраза, похожая на пароль, сработала — дверь открылась.
— Ну вот, наконец! Где ты шляешься? Сорвал мне подготовку к выставке. — забурчал Жиляев. — Купил тебя для работы и не нашел дома в сумке. Выпал? О, да ты не один! Ну, знакомь меня со своими друзьями.
— Пожалуйста. Это — Синий Кобальт, а это — масляная краска Краплак.
Александр улыбнулся.
— Ну вот, я же говорил, что акрил и масло помирятся — если не на холсте, так в жизни.
Кармин залез на диван.
— Краплак у нас на правах рассказчика, сейчас он поведает тебе интереснейшую историю.
— Нет, нет, нет, друзья! — замахал руками Александр. — Завтра встаем в шесть утра и за работу, там и рассказы послушаем.
Кармин нахмурился.
— В шесть утра? Картины пишут при дневном освещении.
Жиляев положил руку на голову.
— Боже, кто бы слышал: краски учат художника жизни. Ну-ка, марш спать!